Сотворение светил, фрагмент. Венеция, собор Святого Марка. XIII в.

Вниманию читателей предлагается русский перевод 29 гимна святителя Григория Богослова «Песнь к Богу». Чем он интересен, и что в нем поражает читателя?

Прежде всего – его парадоксализм. Вот лишь один из парадоксов – молчаливая песнь, которую воспевает Богу все творение:

Все что желает, и все что страдает, стремится
Со моленьем к Tебе и все же единство
Умных существ молчаливую песнь Тебе воспевает.

Полнота гармонии, предел красоты и высота смысла подразумевают молчание, как высшую молитвенную сосредоточенность и предельно премудрое слово

Это не то молчание, которое лишено звука и слова. Напротив, полнота гармонии, предел красоты и высота смысла как раз подразумевают молчание, как высшую молитвенную сосредоточенность и предельно премудрое слово.

Но еще парадоксальнее звучат следующие слова гимна:

Общий предел Ты всего, Единый, и все, и Никто же,
Ты же – Не-Сущий ^[1]не все, Всепетый, и как назову Тя?

Какой-нибудь буддист подпрыгнет от радости: вот оно – Великое Ничто, нирвана буддизма. Поспешим его огорчить, именование «Не-сущий» означает вовсе не отсутствие бытия, а напротив – преисполненность им, столь великую, что положительные определения здесь не подходят. Для величия Бога как источника Бытия подходит отрицание «Не-сущий» еще и в том смысле, что вечное бытие Бога совершенно несхоже с временным существованием твари.

Дело в том, что существует фундаментальное онтологическое (бытийственное) различие между Богом и тварным бытием. Это принципиальная позиция Отцов Церкви, в частности, отцов IV века в полемике с арианством^[2]. Как говорит святитель Афанасий Александрийский, «все тварное никоим образом не подобно своему Творцу по сущности, но находится вне Его»^[3]. Святитель Григорий Богослов развивает его мысль: «Еcли Бог, то не тварь. Если же тварь, то не Бог, ибо получила начало во времени».

Именно поэтому в отношении Божественной сущности отцы-каппадокийцы придерживались апофатического (отрицательного) метода и определяли ее отрицательными понятиями. Вот как о ней богословствует святитель Григорий в 28 слове: «Постичь Бога трудно, а изречь невозможно (Платон. Тимей 28 С). Я же говорю: изречь невозможно, а постичь еще более невозможно… Такую реальность объять разумом совершенно невозможно. Не знаю, по силам ли это природам высшим и духовным» (Слово 28, 4).

Святитель Григорий Богослов

Именно непостижимость Божественной природы побуждает святителя Григория Богослова прибегать к парадоксальным определениям, говорить о Боге как о Все и Не-Все. В своей тридцать восьмой проповеди он приводит еще один парадоксальный образ, связанный с непостижимостью Божественной сущности и восходящий в конечном счете к Платону: «Бог обладает всецелым бытием и объединяет его в себе, не имеющее ни начала, ни конца. Как некий океан сущности (πέλαγος οὐσίας), беспредельный и неограниченный, превосходящий всякую идею времени и природы, одним умом он может быть очерчен, и то весьма неясно и неполно, и не Он Сам, но то, что вокруг Него»^[4].

При словах «Океан сущности» те, кто смотрел фильм «Солярис», наверное, вспомнят планету, покрытую океаном, в котором хранится память обо всем свершенном и о всех прежде живших людях. Но это, разумеется, лишь тень теней и самый слабый образ того, Чем и Кем в самом деле является Бог.

И последнее. Этот гимн удивительно литургически проникновенен. Подобно тому, о чем говорится в Песне Трех Отроков, все творение, все дела Господни воспевают Своего Господа.

Старец помолился и сказал: «Послушайте». И матушки услышали пение звезд и луны, славословия волн и хвалу камней – «молчаливую песнь» творения

Однажды монахини Эгинского монастыря спросили святителя Нектария Эгинского: «Как же это возможно – “Господа пойте, дела, и превозносите Его во вся веки”»? Старец не стал им ничего объяснять, хотя и был глубоким богословом. Он просто помолился и сказал: «Послушайте». И матушки услышали пение звезд и луны, славословия морских волн и хвалу камней – ту «молчаливую песнь» творения, о которой так проникновенно писал святитель Григорий Богослов.

Перевод на русский осуществляется впервые по изданию J.P. Migne. Patrologiae cursus complectus. SeriesGraeca. T. 36. Col. 507.

Гимн 29. Песнопение к Богу

О, превышающий все, как воспеть иначе возможно?
Как воспоет Тебя слово, Ты словом неизреченен
Как Tебя ум увидит, умом никаким непостижен
Неизреченен Oдин, ибо ты породил, что речется
Непознаваем Oдин, Tы родил что помыслиться может.
Ибо Tебя, что речется и неизреченное хвалит.
Все что желает, и все что страдает, стремится
Со моленьем к Tебе и все же единство
Умных существ молчаливую песнь Тебе воспевает.
Все в Едином Тебе пребывает, к Тебе же все мчится.
Ты за пределом всего, как можно Тебя воспевать нам?
Общий предел Ты всего, Единый, и все, и Никто же,
Ты же – Не-Сущий ^[5]не все, Всепетый, и как назову Тя?
Ты безымянен один, за пренебесны завесы
Внидет какой Ум небесный? Мне милостив буди,
О, превышающий все, как воспеть Тя иначе возможно.

Греческий текст:    

῏Ω πάντων ἐπέκεινα τί γὰρ θέμις ἄλλο σε μέλπειν;
Πῶς λόγος ὑμνήσει σε; σὺ γὰρ λόγῳ οὐδενὶ ῥητόν.
Πῶς νόος ἀθρήσει σε; σὺ γὰρ νόῳ οὐδενὶ ληπτός.
Μοῦνος ἐὼν ἄφραστος· ἐπεὶ τέκες ὅσσα λαλεῖται.
Μοῦνος ἐὼν ἄγνωστος· ἐπεὶ τέκες ὅσσα νοεῖται.
Πάντα σε καὶ λαλέοντα, καὶ οὐ λαλέοντα λιγαίνει.
Πάντα σε καὶ νοέοντα καὶ οὐ νοέοντα γεραίρει.
Ξυνοὶ γάρ τε πόθοι, ξυναὶ δ' ὠδῖνες ἁπάντων
᾿Αμφὶ σέ· σοὶ δὲ τὰ πάντα προσεύχεται· εἰς σὲ δὲ πάντα
Σύνθεμα σὸν νοέοντα λαλεῖ σιγώμενον ὕμνον.
Σοὶ ἑνὶ πάντα μένει· σοὶ δ' ἀθρόα πάντα θοάζει.
Καὶ πάντων τέλος ἐσσὶ, καὶ εἷς, καὶ πάντα, καὶ οὐδεὶς,
Οὐχ ἓν ἐὼν, οὐ πάντα· πανώνυμε, πῶς σε καλέσσω,
Τὸν μόνον ἀκλήϊστον; ῾Υπερνεφέας δὲ καλύπτρας
Τίς νόος οὐρανίδης εἰσδύσεται; ῞Ιλαος εἴης,
῏Ω πάντων ἐπέκεινα· τί γὰρ θέμις ἄλλο σε μέλπειν;