В ссылке я был. Голодный
год. Есть было совсем нечего. Работа очень
и очень тяжелая. А есть нечего. Совсем почти
нечего. Да еще зима суровая, пасмурная. Транспорт
не мог ходить, и доставка прекратилась. Мы
несколько суток были совсем голодны и холодны. Да
еще, как на грех, мороз прибавил до сорока
градусов. Птица мерзла на лету. А
одежонка-то… Многие мои собратья полегли,
обессилили и не могли ходить. Я тоже собрался умирать с
голоду и холоду.
Ночевали мы в отдельных хибарках, маленьких
таких и совсем худых. Окна заткнуты тряпками.
На полу снег, – надул в щели. Дверь
полуоткрыта. Понамерзло на ней льда целый
вагон.
Был холодный вечер. Я лежал, уткнувшись
в тряпки. Мороз лез и леденил все тело.
Вдруг мне сильно захотелось спать. Я знал прекрасно,
что это предвестник смерти. Чуть засни и…
все, больше бы я не встал навеки. С
силой поднявшись, я решил последний раз помолиться
святителю и чудотворцу Николаю.
«Угодничек Божий, – сказал я ему, –
ведь я помираю. Ты все видишь. Ты скорый
помощник, и сам приди ко мне, помоги». Дальше не
помню, что говорил или не говорил, – не
помню. Только слышу я сильный стук в дверь.
Открыл. Порыв сильного ветра с
холодным снегом обдал лицо. Никого не было.
Но что это такое? Свежие следы от двери.
Заглянул дальше за угол… Сумка большая стоит. И снег
еще не успел ее замести. Боже мой, да что же это такое за
привидение? Еще раз оглянулся на следы.
Они уходили в сторону леса. Кругом ни души.
Только буря еще сильнее расходилась.
Взял эту сумку. Тяжелая. Принес в хату,
открыл… Милые вы мои детки… – и
старец навзрыд заплакал. – В сумке-то
были свежие хлебы. Да еще теплые, совсем
горячие! Будто только вот из печи их вытащили.
А какая там печка?! На пятьдесят верст не было ни
одной хозяйской хаты, одни ссыльные да арестанты.
И вот этим хлебом мы жили целую неделю. Когда утихла
пурга, принесли нам паек. И никто тогда не умер. А в
других лагерях, слышно было, многие померзли в эту
метель. А наши никто не замерз. Чудотворец Николай
спас нас!..
|