18:06

Исповедь мента

Начнёт ли полиция работать, а не истязать людей?

Год назад милицию переименовали в полицию, выгнали не соответствующих высоким требованиям сотрудников. Но почему то тут, то там людей по-прежнему до смерти запытывают в отделениях, вымогают взятки и закрывают глаза на реальные преступления? Разбираться с этим придётся уже новому главе МВД Владимиру Колокольцеву. О том, как сегодня работает правоохранительная система в стране, - в интервью с уже бывшим старшим участковым уполномоченным милиции воронежским майором Романом Хабаровым.

Парень из рабочего квартала, отслужил в армии, работал на заводе, окончил школу милиции, в МВД начинал с рядового. Но в свои 40 лет от роду Хабаров мало похож на обычного мента. С удовольствием рассказывает, как во время работы участковым читал лекции в школе, устраивал для старшеклассников и студентов тематические игры «Суд присяжных». Ещё он написал заявку в одну из российских общественных организаций и по её программе съездил в США - посмотреть, как работают полиция и суды там.

«АиФ»: - Роман, почему вас, такого «передового», турнули из органов?

Р.Х.: - Я не был идеальным сотрудником. Зато точно был неудобным: имел своё мнение, вопросы задавал. Механизм переаттестации позволил быстро избавиться от всех неудобных.

Бить - последнее дело

«АиФ»: - Было в работе что-то, за что самому сейчас стыдно?

Р.Х.: - Есть то, чего сейчас я бы не сделал. Но, по крайней мере, никого не пытал.

«АиФ»: - У Остапа Бендера было 400 сравнительно честных способов отъёма денег у граждан. Сколько в арсенале у полиции пыток? Что такое «ласточка», к примеру?

Р.Х.: - Это когда руки и ноги связывают, кладут человека на пол на живот, а потом за спиной стягивают руки и ноги. Применяется, чтобы усмирить буйного. Действенный метод, если не оценивать аморальность и незаконность. Но у меня есть убеждение, что прессовать жуликов - совершенно нормально для полицейской морали во всём мире. Это везде незаконно и порицается обществом. Но общество одновременно требует жёстко относиться к преступникам.

Если нет сомнений в виновности человека, вполне в рамках полицейской морали надавить, чтобы выяснить, например, где спрятан труп или нож. Если труп - вот он, кто потом поверит в историю о пытках? Тем более если в рассказе обвиняемого появляются ещё и подробности: «Следователь ушёл, из шкафа вышел голый человек в маске и начал наносить мне удары дубинкой...» Среди сотрудников тоже есть выдумщики.

Способов пыток много, но пытать - последнее дело. Подозреваемого можно обмануть, запугать, договориться с ним. Однако каждый в конкретном случае принимает решение за себя. Начальство же не говорит: «Пытайте!» Говорит: «Работайте лучше!» При этом сотрудников, которые могут «без бить», в органах с каждым годом всё меньше. Реформа в этом смысле ничего не изменила: от полиции требуют количества раскрытых преступлений. Недавно говорил со знакомыми, у них в отделе трагедия: помер «свой» бомж, на которого они ради хороших показателей оформляли мелкие кражи, хранение наркотиков и боеприпасов.

В чём-то сейчас стало даже хуже: зарплата с нового года выросла, но выросла и зависимость от начальст¬ва, которое требует обеспечить красивые показатели любой ценой.

Герои и злодеи

«АиФ»: - Руководство страны часто призывает «не мазать всех чёрной краской». Но иногда возникает сомнение, что в МВД честных и профессиональных осталось хотя бы тысяча на миллион.

Р.Х.: - Это одно из устойчивых заблуждений, что есть «герои» и «злодеи». Один и тот же человек сегодня может быть героем - спасти людей. А завтра - посадить по заказу в тюрьму или подбросить наркотики...

«АиФ»: - Каждый раз очень страшно слышать истории о пытках, причём порой совершенно невиновных людей. Откуда вообще в полиции этот садизм - то швабру, то бутылку в зад, как в казанском отделе «Дальний»?

Р.Х.: - В психологических тестах во время переаттестации не было ни одного вопроса, чтобы выяснить: получает человек удовольствие от того, что кому-то причиняет боль? При этом власть над людьми способна доставлять физиологическое удовольствие, особенно если самого унижали в детстве. С другой стороны, полиция ещё и перенимает уголовную субкультуру, в которой у изнасилования мужчины - ритуальный смысл.

Это страшно, но ничего уникального в случившемся в казанском отделе полиции «Дальний» нет. Такие «Дальние» - по всей стране. В любом отделе, думаю, есть подобные люди - с разной степенью патологичности.

При этом у человека, который не имеет отношения к криминальному миру, не пьян, нормально одет, всё же мало шансов оказаться в отделении. Другое дело, если вы, например, были вчера на дне рождения у приятеля, которого нашли наутро мёртвым… Вот тут никто ни от чего не застрахован. Если уголовное дело завели, прекращать его никто не будет, чтобы не ломать отчётность, и в общем не важно, что это кому-то сломает жизнь. А под пытками могут заставить признать что угодно.

«АиФ»: - На словах от «палочной» системы отчётности в МВД отказывались несколько раз. Почему она продолжает работать?

Р.Х.: - Раньше я воспринимал её как неизбежное зло. Но теперь думаю, что это сознательный и простой способ управлять подчинёнными, другого у нас не знают. Все заведомо виноваты перед начальством, оно решает - кого прикрыть, а кого сдать. Но, например, работу участковых должны оценивать прежде всего жители.

Кроме того, нужно, думаю, совсем ликвидировать ГАИ. В странах, где задача полиции - повышение безопасности на дорогах, а не сбор денег с автовладельцев, обходятся без специальной службы. Технику, часть обязанностей и штатные единицы ГАИ нужно передать патрульно-постовой службе (ППС). Именно она должна «давить» уличную преступность. Но в ходе реформы больше всего сократили именно ППС, а не бюрократов в погонах. Такая у нас была «реформа».

Кстати

Отставки бывшего главы МВД Рашида Нургалиева ждали ещё до начала реформы, позже надеялись, что с неё начнётся сама реформа, потом ждали её после каждого нового жуткого скандала в системе МВД... В результате с именем Владимира Колокольцева в обществе связаны очень большие ожидания. Благожелательно к назначению нового министра отнеслись и в самой полицейской