Принц из блистательного дома Аббасидов, потомков дяди Пророка, вёл
скромную жизнь в Мосуле, что в Ираке. Его семья претерпела удары судьбы и
теперь жила жизнью обычных людей труда.
И вот сменилось три поколения, семья понемногу вставала на ноги, и принц достиг положения мелкого торговца.
Согласно обычаю, принятому среди арабской знати, этот человек должен
был носить имя Дауд аль-Аббаси, он же называл себя просто Дауд, сын
Альтафа.
Целыми днями он сидел на базаре, продавая бобы и травы, тем самым
пытаясь поправить дела семьи. Так продолжалось несколько лет, пока Дауд
не влюбился в Зубейду Ибнат Тавиль, дочь богатого купца. Она охотно
пошла бы за него, но в её семье существовал обычай, согласно которому
будущий зять должен подобрать пару к редкому драгоценному камню,
выбранному отцом невесты, — чтобы доказать свою предприимчивость и
благосостоятельность.
После предварительного обсуждения условий Дауду показали великолепный
рубин, который Тавиль предназначил для испытания избранника своей
дочери. На сердце у молодого торговца стало тяжело — это был не просто
камень чистейшей воды, он был такой крупный и столь редкого цвета, что
копи Бадахшана являли миру такие самоцветы не чаще, чем раз в тысячу
лет.
Шло время, и Дауд перебрал в уме все способы изыскания средств,
необходимых для того, чтобы хотя бы начать поиски камня. В конце концов,
один ювелир надоумил его отправить во все края глашатаев, предлагая
тому, кто достанет подходящий камень, не только свой дом и всё, чем он
владеет, но также и три четверти от каждого гроша, который он заработает
за всю свою жизнь. Лишь так можно было попытаться найти рубин.
Дауд так и поступил.
День за днём глашатаи разносили весть о том, что разыскивается рубин несравненной красоты, цвета и прозрачности.
Люди из дальних и ближних стран стали приезжать к нему, чтобы проверить, не окажется ли подходящим их камень.
Так прошло почти три года, и Дауд убедился, что рубина, который мог
хотя бы отчасти сравниться с великолепием того, который выбрал отец его
невесты, нет ни в арабских странах, ни в Аджаме, ни в Хорасане и Индии,
нет в Африке и на Западе, нет на Яве и Цейлоне.
Зубейда и Дауд совсем отчаялись. Казалось, они никогда не обретут
друг друга, поскольку отец девушки был непреклонен и отказывался принять
драгоценность, меньшую, чем парный камень к своему рубину.
Как-то вечером, когда Дауд сидел в своём садике, в тысячный раз
пытаясь измыслить способ, как бы ему получить руку Зубейды, он увидел
перед собой долговязого измождённого человека. В руке у него был посох,
на голове — шапка дервиша, к поясу подвешена литая чаша для подаяния.
— Мир тебе, о мой царь! — произнёс Дауд традиционное приветствие, поднявшись.
— Дауд Аббаси, потомок дома Курайш, — произнёс явившийся, — я, один
из хранителей сокровищ Посланника, явился, чтобы помочь тебе в твоей
крайней нужде. Ты ищешь несравненный рубин. Я предоставлю его тебе из
твоих наследственных сокровищ, которые хранят нищенствующие попечители.
Поглядев на него, Дауд промолвил:
— Все сокровища, которыми владел наш дом, были раздарены, проданы,
расхищены столетия назад. У нас не осталось ничего, кроме нашего имени,
но и им мы не пользуемся — из опасений его обесчестить. О каких таких
наследственных сокровищах может идти речь?
— О той их части, которая уцелела именно потому, что не была
оставлена в руках семьи, — ответил дервиш, — ибо в первую очередь грабят
тех, о ком известно, что у них есть что украсть. Когда же это сделано,
воры уже не знают, где искать. Такова первая из мер безопасности
попечителей.
Припомнив, что многие дервиши славятся своими чудачествами, Дауд осторожно заметил:
— Кто же оставит бесценные сокровища, подобные самоцвету Тавиля, в
руках у нищего оборванца? И какой босяк и попрошайка, у которого
окажется хотя бы одна такая вещь, сможет её уберечь и удержаться от
желания продать, чтобы с безрассудной опрометчивостью растранжирить
выручку?
Дервиш в ответ:
— Сын мой, именно таких рассуждений и следует ожидать от людей.
Дервиши ходят в лохмотьях — и люди искренне считают, что дервиш хочет
приодеться. Если у кого-то есть драгоценности, люди искренне считают,
что человек их промотает — если, конечно, это не бережливый купец. Твои
рассуждения — именно то, что и помогает обезопасить наше сокровище.
— Так отведи меня туда, — промолвил Дауд, — чтобы положить конец моим сомнениям и страхам.
Дервиш одел его как слепца, завязал глаза, посадил на осла, и они
ехали куда-то несколько дней и ночей. Затем они спешились и пробрались
через горную расселину. Когда же с Дауда сняли повязку, он увидел
пещеру, превращённую в сокровищницу. Повсюду лежали драгоценности —
невероятная, неисчислимая россыпь отменных самоцветов.
— Неужели это сокровища моих предков? Я никогда и не слыхивал о
существовании чего-либо, подобного этому — даже во времена Гаруна
аль-Рашида, — сказал Дауд.
— Будь уверен, сокровища принадлежат твоему дому, — промолвил дервиш,
— и это ещё не всё — в этой пещере хранятся только самоцветы, из них ты
можешь выбирать. Есть и другие.
— И это моё?
— Это твоё.
— Тогда я возьму всё, — сказал Дауд. Жадность обуяла его при виде сокровищ.
— Ты возьмёшь только то, за чем пришёл, — промолвил дервиш, — ибо ты
так же неспособен надлежаще распорядиться этим богатством, как и твои
предки. Если бы это было не так, попечители ещё столетия назад вернули
бы сокровища.
Дауд выбрал один-единственный рубин, который в точности
соответствовал рубину Тавиля, и дервиш точно так же доставил его
обратно. Дауд и Зубейда поженились.
Рассказывают, что именно так сокровища дома вновь попадают в руки
настоящим наследникам всякий раз, когда возникает действительная нужда в
них.
Сегодня хранители не всегда выглядят как дервиши в заплатанных
одеждах. Иногда они кажутся стороннему взгляду самыми обычными людьми. И
всё же эти люди не станут возвращать сокровище, разве что в случае
подлинной нужды в нём. Источник
|